Вначале их было немного, и они отличались единомыслием. Их становится
больше, и они тотчас же распадаются на группы: каждый хочет иметь свою
собственную фракцию, ибо к этому они стремились с самого начала; вновь
откалываясь от большинства, они сами себя изобличают. Единственное, так
сказать, общее, что у них еще есть, если оно есть вообще, это название.
Только его они все-таки стесняются отбросить: а все остальное у них
по-разному.
Если вы думаете, что это цитата из современного христианского (или
антихристианского) журнала, то ошибаетесь. Цитата взята из богослова III
века Оригена, который цитирует язычника II века Цельса. Именно от
Оригена и благодаря его желанию низвергнуть богохульника мы узнаем о
писаниях автора «Правдивого слова». Но право же... Да это наш XXI век.
Не менее. Я прекрасно понимаю наше желание идеализировать
постапостольскую церковь, придавая ей чер-ты если не Небесного
Иерусалима, то, по крайней мере, Ты-сячелетнего Царства. Но, похоже,
никак не получится. Потому что люди мало меняются. Потому что
желание отличаться любой ценой ― ничуть не моложе греха гордыни. Потому
что отсутствие единства выдается за признак свободы.Потому что свобода
понимается как возможность изобличать другого (не себя!). Потому-то мы и
имеем то, что имеем. Зрелище не для слабонервных. Я вот думаю: а что,
если нам отказаться от богословия и просто остаться с Богом? Ну и при
этом любить друг друга и научиться помогать, сострадая. Может быть, это и
есть христианство? Или мессианство? А все остальное лишь дьявольская
попытка (надо сказать, местами весьма успешная) доказать нам при помощи
екклезеологии, христологии, пневматологии, харматологии, сотериологии,
эсхатологии и пр., что христианства попросту нет?
Михаэль Цин,
главный редактор